Helen. History in pictures

Бремя налогов, поборов, повинностей в XVIII в. постоянно отягощалось. Система подушного обложения, заменившая при Петре I подворный налог, резко усилила гнет податей ради увеличения государственных доходов. Крестьяне всех сословных разрядов должны были уплачивать в казну по 70 коп. в год за каждую душу мужского пола. Для государственных крестьян установили дополнительный налог, так называемый оброчный сбор, его они платили вместо тех повинностей, которые несли помещичьи крес-тьяне в пользу своих хозяев. С 1725 г. до конца XVIII в. оброчная подать государствен-ных крестьян выросла в 7,5 раз: с 40 коп. до 3 руб. с ревизской души.

При увеличении оброчной подати правительство каждый раз объявляло, что оно освобождает крестьян от всех других казенных сборов, служб, повинностей. Однако эти обещания не выполнялись. Крестьяне продолжали нести в пользу государства тяжелые натуральные повинности: рекрутские наборы, сопровождение казенных грузов и колодников, войсковые постои и т.д. Эти обязанности раскладывались на все разряды крестьянства, но особенно ими были отягощены крестьяне государственные. Натуральные повинности отрывали крестьян от своего хозяйства, сопровождались вымогательствами и злоупотреблениями властей, сборщиков подати.

Острые конфликты возникали при наступлении помещиков на земли государственных крестьян. В 1765 г. статский советник Арнаутов попытался согнать с земли жителей новопоселенной деревни Камышлы (Борисовой), "разведав о удобстве мест и что... дико-порослая земля... распахана и ко посеву удобрена". Будучи на службе в губернской канцелярии, Арнаутов оформил документы, по которым земля, кормившая уже 285 крестьян мужского пола, а еще женщин и детей, была представлена как "пустопорозжая" и передавалась ему. Поддерживая влиятельного в губернии чиновника, власти прибегли к арестам протестовавших крестьян, описи их скота и имущества, фабрикации уголовных дел, но не смогли сломить сопротивления. Крестьянский вожак и основатель этой деревни Борис Алексеев скрылся от преследования, добрался до Петербурга, где сумел добиться рассмотрения данного дела в высшем правительственном учреждении - Сенате. Там приняли компромиссное решение о размежевании спорной земли между государственными крестьянами и помещиком. Такой, хотя бы частичный, успех крестьян в борьбе с помещичьей алчностью был редкостью, так как аппарат управления стоял на страже интересов прежде всего дворянства.

В комиссию подполковника А.И.Свечина, направленную Сенатом в Среднее Поволжье в 1763 г" подали жалобы тысячи крестьян, в том числе жители Самарского края. Поволжское крестьянство обращало внимание представителей центральных властей на притеснения со стороны помещиков, чиновников, духовенства, купцов. Однако все жалобы и просьбы, поданные Свечину, по указу от 2 июля 1765 г. ведено было "оставить без всякого производства".

Во второй половине XVIII в. в России одновременно продолжается усиление крепостнического гнета и начинает формироваться капиталистический уклад в экономике. Самодержавие пыталось приспособиться к меняющимся условиям путем осуществления политики "просвещенного абсолютизма". Одним из наиболее ярких проявлений этой политики явился созыв в 1767 г. комиссии для составления проекта нового Уложения (свода законов). Допущенные к участию в работе Уложенной комиссии сословия, в число которых не вошли частновладельческие крестьяне, представили свои многочисленные требования, прозвучавшие в наказах избирателей и выступлениях депутатов. Впервые за всю историю России к обсуждению законов были допущены представители государственного крестьянства.

Общий порядок выборов депутатов в Уложенную комиссию и составления для них наказов определялся двумя актами 14 декабря 1766 г.: Манифестом о созыве комиссии и Обрядом выборов. Крестьянские депутаты избирались от провинций, являвшихся в то время промежуточной административной единицей между обширной губернией и сравнительно небольшим уездом. Дворяне же избирали уездных депутатов, хотя их численность в уезде была несравнима с массой государственных крестьян, а городское население - от каждого города, даже малонаселенного.

В названных законах закреплялись сословные границы внутри государственного крестьянства. Отдельных депутатов должны были избирать следующие категории: однодворцы, пахотные солдаты, русские ясачные (в Поволжье) и черносошные (на Севере и в Сибири) крестьяне "некочующие народы" крещеные и некрещеные, каждый народ особо. Всего многообразия реальных сословных групп данное деление не учитывало. В ходе выборов происходило, в зависимости от местных условий, как объединение крестьян, вопреки выделенным в законе категориям в одно избирательное общество, так и появление разрядов избирателей, не упомянутых в законе. Для государственных крестьян Обряд предусматривал "трехступенные" выборы: община-уезд-провинция. Поверенные, избранные на сельских сходах, выбирали уездных поверенных, а те, в свою очередь, провинциального депутата в Комиссию. Депутатам вручались наказы для представления на рассмотрение комиссии.

Государственные крестьяне Сызранского и слитого с ним бывшего Самарского уездов приняли участие в выборах депутатов от Симбирской провинции. Среди имен выборщиков и составителей наказов упомянуты поверенные общин нашего края: Т.Нефедов из Усинского и А.Бирюков из Подвалья (наказ пахотных солдат депутату Е.Ненатура-хину), И.Сидоров из Винновки и Г.Федоров из Соснового Солонца (наказ ясачных крестьян депутату Т.Зотову), Е.Петров из Семейкина (наказ новокрещеных чувашей депутату Т.Васильеву), А.Илдебенев из Кармалов (наказ некрещеных чувашей тому же депутату), а также поверенный из Борковки (наказ новокрещеной мордвы депутату Ф.Алексееву) В Уложенную комиссию поступило 30 наказов государственных крестьян левобережной Ставропольской провинции. Крестьянин Бугульминской слободы Т.Иванов привез в Комиссию 5 наказов от жителей разных слобод, в основном от "непомнящих родства". В 1768 г. Т.Иванов передал свои депутатские полномочия бугурусланскому крестьянину Г.Давыдову, который участвовал в 1767 г. в выборах в качестве поверенного, а в 1773-74 годах стал повстанческим атаманом.

Новокрещен из мордвы Ставропольского уезда К.Федоров представил в Комиссию 18 наказов. В их числе наказы от мордовских и чувашских деревень Подлесной Андреевки. Старой Токмаклы, Якушкиной, Бинаратки, Большой и Малой Саперкиных, Микушкиной, Черемшанских Вершин (Клявлино), Старой Резяпкиной, Ибряйкиной, Верхней и Нижней Аверкиных, Петропавловского (Стюхина), Султангуловой, Баландаева, Семенкиной, Четырлы и других.

Татарин И.Таиров передал Комиссии 4 наказа: общий всех татар ведомства Бугульминской земской конторы, чувашей деревень Ганькиной и Афонькиной вместе с Серешкиной, татар, чувашей и мордвы деревень сотни Абдулы Аитова. Отставной драгун из Сергиевска И.Ахтемиров был выбран в депутаты как от отставных нижних чинов, поселенных в Сергиевске, Кондурчинский и Красноярской крепостях, Криволуцкой слободе, так и от государственных крестьян: однодворцев села Архангельского (Липовки), деревни Талузаковой (Ключищи) и пахотных солдат села Архангельского (Орлянки), деревень Верхней Орлянки, Черновки.

Закон предоставлял местной администрации широкие полномочия по контролю за ходом выборов в Уложенную комиссию. Давление на составителей наказов было весьма ощутимым. Не во всех наказах и не все требования могли быть изложены откровенно. Но крестьяне упорно искали и находили возможности обойти препятствия, мешавшие изложению насущных нужд. Уникальными считаются случаи, когда сохранялся первоначальный текст наказа после его переписки и сглаживания чиновниками. Во всем Поволжье только три крестьянских наказа сохранились в двух вариантах: исходном и отредактированном властями. В числе этих трех совместный наказ деревень Саперкиных и Микуш-киной, а также наказ деревни Якушкиной. В переработанном варианте исключены всякие жалобы на местную администрацию и даже высказывания, которые можно расценить как намек на такую жалобу. Однако крестьяне сохранили и передали в Комиссию отвергнутые администрацией первоначальные варианты текстов наказов.

Крестьяне нередко открыто проявили завидную твердость, отстаивая тексты своих наказов. "Присудствующий в Ставропольской канцелярии" подполковник Пирогов доносил в Сенат о том, что в наказах однодворцев, ясачных крестьян и "непомнящих родства" им были усмотрены "партикулярные дела" - конкретные жалобы на произвол чиновников и помещиков. Заставить крестьян отказаться от своих жалоб не смог ни сам подполковник, ни даже оренбургский губернатор князь Путятин. Крестьяне, сообщал Пирогов, "по неразсудному их намерению утвердились непреклонными, почему и в отдаче депутатам тех челобитен [наказов] воспрещения им более не делано".

"Непомнящие родства" писали о том, что начальник Бугульминской земской конторы поручик Новокрещенов велел снести дворы крестьян, чтобы очистить приглянувшееся ему место для собственного дома, при этом "некоторые обыватели были немилосердно биты". Он же неправильно производил отводы земли, отрезая лучшие участки себе во владение, заставлял крестьян бесплатно возить в имение "члену Оренбургской канцелярии Петру Рычкову... сосновые бревна, такие едва три лошади одно бревно могли поднять".

Чуваши деревни Ганькиной выражали недовольство тем, что губернская канцелярия тянет решение дел по их жалобам на обиды со стороны помещиков и только зря шлет следователей, содержание которых обременяет крестьян: "А те следствия происходили все на нашем коште, да и на то... канцелярия никакой резолюцы не учинила". При попустительстве властей отставной капитан Степан Кротков отнял у жителей деревни "купленой и ограненой земли с лесом и сенными покосами... длиною пятнадцать верст, а шириною то ж число", свез "сена накошенова пятьсот стогов", сломал на речке Алне пять крестьянских мельниц. Караульщики Кроткова не пускали чувашей в лес, отгоняли их скотину "не токмо что в поле, но под нашей околицы", а за возвращение ее "выкуп берут дорогой".

Многие государственные крестьяне имели "утеснение" от совместного проживания с помещичьими крепостными и пользования общими угодьями. В таких случаях помещики отнимали "пашенную землю, сенные покосы в самых лутчих угодьях и удобных местах наглостию своею", а государственные крестьяне вынуждены были довольствоваться землями "в самых худых и неудобных местах и противу помещичьих крестьян самое малое число, разве третию часть". Поэтому в крестьянских наказах выдвигалось требование запретить участие посторонних владельцев в земельных дачах государственной деревни. Однодворцы села Архангельского (Липовки) писали: "Поселились с нами разные помещики, нам, нижайшим, чинят великие разные утеснении... Не поведено ль будет за болыпен-ством нас во оном селе их вывесть и поселить особым поселением?"

Наказы свидетельствовали, что захватам подвергались и водные угодья: мельничные места, рыбные ловли. Помещик А.Зубов отнял у русского ясачного крестьянина О.Краснова, жителя Сергиевска, мельницу, которую тот поставил по соглашению с ново-крешенами мордовской деревни Старые Токмаклы на их земле. В дачах деревни Бина-ратки сызранскими купцами были захвачены "рыбные ловли, то есть озера".

Наряду с вопросами о земле и угодьях насущной темой крестьянских наказов выступали государственные налоги и повинности. Возражение вызывала раскладка податей на всех лиц мужского пола, учтенных во время ревизии (переписи населения), включая нетрудоспособных (малолетних, престарелых, калек) и "убылых" (умерших, беглых, взятых в рекруты). Крестьяне выражали также недовольство увеличением подушного оклада, натуральными повинностями и казенными отработками: почтовой, караульной, подводной и т.п. С каждой слободы "непомнящих родства" и новокрещенской деревни требовали одного-трех человек на два с половиной месяца "для караулу" и "таскания" казенной соли. Крестьяне выполняли эту повинность как "по очереди", так и по найму. Наем одного караульщика обходился до 10 руб. в год, для чего собирали "с каждой души по четыре копейки... сверх положенного подушного окладу" ". Казенные повинности, как уже говорилось выше, включали содержание путей сообщения и транспортные перевозки. О тяжкой подводной повинности наказы сообщали следующее: "Через... слободу... множество ездят регулярных [находящихся на государственной службе] всякого звания людей из Москвы и Казани с амуничными и мундирными вещами, денежною казною во Оренбург и полки Оренбургского корпуса. Берут подводы некоторые за прогон [плату], а другие без прогон. А хотя и которые прогон дают не против указу, неполную цену. А берут подвод по 50 и более".

Жалобы, схожие с крестьянскими, содержали наказы других сословных групп населения края, близких по своему положению к государственным крестьянам: казаков и отставных нижних чинов армии, поселенных на укрепленных линиях. Казаки, проживающие в Самаре, приняли участие в выборах своего депутата вместе с казаками других крепостей Самарской и Верхнеяицкой линий Оренбургского казачьего войска. Депутатом казаков "состоящих по Яику и Самаре" стал П.С.Хопренинов, сотник из Самары. Данный ему общий наказ объединял отдельные казачьи наказы городов Самары и Ставрополя, пригорода Алексеевска, Красносамарской и Борской крепостей, Мочинской слободы и других поселений.

Самарское казачество жаловалось на тяжесть службы, которую приходилось нести безо всякого казенного жалованья. Основным источником существования являлось занятие земледелием и различными промыслами, но значительная часть казачьих и лесных угодий, сенокосов и рыбных ловель отошла помещикам, государственным крестьянам, посадским людям. Эти жалобы на тяготы службы и на малоземелье в основном исходили от рядового казачества, верхушка же сословия включила в наказ требование о предоставлении ей законом права владения крепостными людьми.

Депутатом от основной части жителей Самары был избран купец ДФ.Рукавкин. Ему вручили наказ, подписанный 75 горожанами: 2 чиновниками, 3 должностными лицами местного самоуправления (бургомистр И.Халевин, ратман В.Синицын, словесный судья и купеческий староста И.Малеев), 52 купцами, 10 цеховыми мастерами, 8 отставными военнослужащими.

В наказе с тревогой отмечалось, что количество отведенных жителям города земель и различных -угодий постоянно сокращается. При реке Сок и Семейкинском лесе самовольно поселились чувашские и мордовские крестьяне, пришедшие из деревни Ширяевские Вершины Самарского уезда и разных деревень Пензенского уезда; часть земель власти передали помещику П.И.Порецкому и экономическим крестьянам Винновки. Значительное место в наказе занимали жалобы на всевозможные налоги и повинности, отягощавшие городских жителей, прежде всего на содержание постоялых дворов - "уметов" - по дороге "от оного города через немалую дикую степь в казачий городок Яик". Тяжелыми налогами были обложены бани и продажа лошадей, причем суммы платежей произвольно, но неуклонно увеличивались сборщиками податей - откупщиками. Через Самару везли сосланных на поселение в Сибирь в сопровождении воинских команд, а на жителей ложилась постойная повинность: "И так бывает на обывательских квартирах постоя человек по 5 и более, и от того обыватели не без отягощения". В наказе предлагались меры по упорядочению несения повинностей и по облегчению податного бремени.

Документ сообщал, что "по здешнему городу Самаре торг и промысел... каждый по состоянию своему имеют и почитают за главное основание и надежду". Действительно, торговлей и ремеслом занимались не только купцы и цеховые, но и казаки, которые "едва не все... равномерно как купцы, имеют и чинят разные торги, и старшины большие покупки и продажи, и отпуски, и кожевенные заводы, и рыбные промыслы"". Защищая свои сословные привилегии в торговой деятельности, самарское купечество требовало "старшин и казаков, по явным их торгам и промыслам, написать в купечество; а ежели по каким резонам в купечестве быть не должны, оным торг и всякой промысел иметь, под страхом, накрепко запретить". Однако, в отличие от ряда купеческих наказов других городов, в наказе самарцев не ставился вопрос о полной купеческой монополии торговли: "А когда в том запрещения быть не имеет, с того б их торгу и промыслу, по достоверным засвидетельствовании, в пособие гражданству [городским купцам и ремесленникам] платить определенную часть в магистрат".

Очевидна непоследовательность самарского наказа в вопросе о торговых занятиях казаков. Документ механически зафиксировал две точки зрения на этот вопрос, отразившие интересы двух групп купечества Самары: одна последовательно отстаивала свои сословные права, ее представителем был депутат Рукавкин; другая группа купцов имела тесные деловые и родственные связи с казаками, ее возглавлял бургомистр Халевин. Он был двоюродным братом Т.И.Подурова, депутата Уложенной комиссии от оренбургских казаков, а впоследствии сподвижника Пугачева. Другой его родственник, А.Халевин, числился войсковым писарем оренбургского казачьего войска и его подпись стоит под наказом депутату Хопренинову.

Развитие торговли в Самаре сдерживалось отсутствием системы кредита. В связи с этим наказ горожан содержал просьбу "на щет банковской конторы из определенного проценту... поручить самарскому магистрату до четырех тысяч рублев"

Наказ содержал также просьбу предоставить купцам и отставным нижним чинам право покупать крепостных. Зажиточная часть горожан стремилась закрепить в законе существующую практику использования принудительного труда.

Посадские люди Сызрани избрали своим депутатом П.Попова. В наказе, данном ему, тоже поднимались вопросы обеспеченности городской общины земельными и водными угодьями, защиты купеческой монополии на торговлю и другие, схожие с самарскими. Большинство сызранских торговцев, как и самарских, были людьми не очень богатыми и подвергались притеснениям со стороны своих состоятельных собратьев и откупщиков. Особо возмущали горожан действия находящегося "в первостатейном исчислении и в немалом капитальном состоянии" Я.С.Петрова. Вместе со своим зятем, откупщиком питейных сборов П.К.Хлебниковым, местный богач считает ненужным отдавать свои иски в суд, а просто "купцов многих захватывает в дом и усилием своим и самовольно мучит в чепях и прикованных к стене". Так, "захватя весьма долговременно одного из купцов, Федора Заварзина, бил мучительски плетми неведомо за что, коего увез с собой неведомо куды скована". Обедневшие горожане вынуждены идти в работники к Петрову, а тот их "держит в работе из сызранских купцов по усилию своему без ведома сызранского магистрата без пашпортов... да с просроченными многовременно"

Депутатом горожан Ставрополя стал А.Куприянов. В их наказе главной была просьба о передаче в вечное владение городу ближних рыбных ловель по Волге, сдаваемых от казны на откуп иногородним купцам.

Несмотря на предоставленное право избрать уездного депутата, малочисленное сы-зранское, самарское, ставропольское дворянство им не воспользовалось. Сызранские помещики приняли участие в выборах симбирского дворянского депутата П.В.Обухова, президента Коммерц-коллегии. В наказе ему симбирское и сызранское дворянство поспешило проявить в первую очередь свои верноподданические чувства. Своей "первой нуждой" оно объявило "испросить от Ея Императорского Величества нашей Государыни дозволения, дабы в знак нашего всеподданического усердия дозволено было из собственного нашего иждивения по мере каждаго сил поставить такое здание, которое бы в вечное потомство осталось знаком великих дел царствующей нашей всемилостивейшей Государыни Императрицы трудов и беспредельнаго нашего ко освященной Ея Императорскаго Величества особе усердия и в таком месте, где самодержавная Ея Императорского Величества власть соблаговалить изволит". Такой неописуемый восторг и стиль вообще не встречались в крестьянских или городских наказах, крайне редко - в наказах других дворянских собраний. Конкретные предложения наказа симбирских и сызранских помещиков были связаны с предоставлением дворянству дополнительных прав и привилегий, совершенствованием деятельности судов с требованием ужесточить меры по борьбе с укрывательством беглых крепостных в артелях волжских судорабочих.

Оренбургское, ставропольское, самарское дворянство избрало своим депутатом майора И.М.Толстова, имение которого находилось неподалеку от Кинель-Черкасской слободы. Главной просьбой наказа, составленного для него, была передача помещикам земель, отведенных первоначально жителям крепостей и других поселений по Самарской линии. Причем, в отношении самарских казаков дворяне не просто требовали отобрать у них какую-то часть земель, а советовали вообще выселить их всех дальше на восток "выше по Яику на линию".

... Уложенная комиссия начала работать в Москве в июле 1767 года. Вскоре один из наказов государственных крестьян края (сызранских и симбирских пахотных солдат) был зачитан в Большом собрании депутатов, вызвав ожесточенные споры между представителями различных сословий. Постановка в этом наказе вопроса о земле повлекла взрыв негодования дворянских депутатов, которые утверждали, что наделы государственных крестьян достаточно велики, и даже требовали сократить их вдвое, а оставшиеся земли раздать помещикам. В поддержку же данного наказа выступили депутаты крестьян из различных районов России, а потому наказ стал как бы платформой, с которой представители государственной деревни отстаивали интересы своих избирателей. Аппелируя к доводам и предложениям наказа сызранских и симбирских пахотных солдат, крестьянские депутаты настаивали на возвращении расхищенных дворянами земель, а для предотвращения таких захватов впредь потребовали генерального размежевания угодий помещиков и государственных крестьян.

Так же бурно проходили прения по другим пунктам наказа сызранских пахотных солдат. В них приняли участие и самарские депутаты ДФ.Рукавкин и П.С.Хопренинов. Оба они выступили против разрешения государственным крестьянам скупать хлеб для перепродажи яицким казакам, поскольку купечество и казачество Самары стремилось сосредоточить выгодную хлебную торговлю с Яиком исключительно в своих руках. В то же время Хопренинов согласился с просьбой пахотных солдат разрешить им продажу "съестных припасов" в городах в розницу. Рукавкин же последовательно отстаивал купеческую монополию на все виды торговли, в том числе розничную на городских рынках.

11 сентября Рукавкин поддержал мнение депутата города Енисейска о запрете крестьянам, не записанным в цеха, заниматься ремеслами, 19 октября подал мнение об отрицательных последствиях предоставления крестьянам права вести хлебную торговлю. Во время обсуждения законов о купечестве в октябре-декабре 1767 г. Рукавкин неоднократно присоединялся к тем городским депутатам, которые требовали запретить торговать и иметь промышленные предприятия крестьянам, дворянам, мещанам. Он же занял непримиримую позицию в отношении требований других сословий об ограничении купеческих привилегий в торговле, тем самым отказавшись от возможности компромисса, допускаемого городским самарским наказом. Все же Рукавкин не мог полностью игнорировать нужды казаков, живших с ним в одном городе. Он высказал мнение, что о них, как о военно-служилых людях, должна позаботиться казна, дабы казаки перестали выступать конкурентами посадских торговцев и ремесленников.

Купец Данила Рукавкин проявил себя самым активным из депутатов Самарского края в Уложенной комиссии. Представители дворян и большинство крестьянских депутатов не выступили на ее заседаниях ни разу. Последнее выступление самарского купца прозвучало в Большом собрании в июне 1768 г., в конце того же года Комиссия фактически прекратила свою деятельность и большинство депутатов разъехалось по домам.

Однако горожане Самары продолжали рассматривать Рукавкина как ходатая по своим делам в правительственных учреждениях, авторитет которого подкреплялся почетным депутатским званием. В 1770 году по приговору самарского купечества он был отправлен в Петербург просить в Камер-коллегии о сложении с купцов недоимок по кабацкому сбору. Одновременно статус депутата активно эксплуатировался во внутренних купеческих конфликтах. Рукавкин вез с собой еще одно прошение - о снятии И.Халевина с должности бургомистра. Последний не замедлил предпринять ответные шаги по дискредитации Рукавкина. В специальную дирекционную комиссию Комиссии , Уложения самарский магистрат и его бургомистр отправили доношение о том, что "города Самары от гражданства выбранный в депутаты купец" пребывает вовсе не в комиссии, где ему положено быть, а в собственном доме, накопил недоимки по платежу податей, "очередных по купечеству не несет служб", то есть повинностей, а потому следует "его от депутатства уволить".

Дирекционная комиссия переслала это доношение в Сенат, который в ноябре 1771 г. постановил лишить самарского депутата его звания, отобрав у него почетный депутатский знак. Самарские власти привели это решение в исполнение "с наичувствительнейшим поношением и обидою" Рукавкину, который жаловался: "Как будто я из того депутатства исключен за какое мною преступление, и во всенародное известие при барабанном на рынке бою... письменная публикация выставлена была". Оскорбленный купец явился в Сенат и представил доказательства неправомерности принятого по его делу решения. В частности, он предъявил "паспорт" за подписью маршала Уложенной комиссии А.И.Бибикова с разрешением отлучки для "домашних нужд". Сенат восстановил его в депутатском звании и распорядился вернуть ему через губернатора почетный знак. Правда, к этому времени звание депутата Уложенной комиссии уже несколько лет было чисто номинальным. Распущенная в 1768 г., якобы временно, она так больше и не собиралась.