Helen. History in pictures

ЗА ЛУЧШУЮ ДОЛЮ

"А УКАЗ, ДЕ, У МЕНЯ В ПАЛКЕ"

В конце XV1-XVП веках в России окончательно оформляется система крепостного права. Феодально-крепостнические отношения проникают в новоосваиваемые районы, вовлекая в свою сферу население территорий, недавно вошедших в состав Российского централизованного государства. Именно в это время начинает складываться система "государственного феодализма".

Оформление крепостничества вызвало резкое обострение взаимоотношений между крестьянством, средними и беднейшими слоями посадского населения и феодалами. Это нашло отражение в усилении социальных противоречий, перераставших в XVII веке в мощнейшие крестьянские войны. Характерная особенность крестьянских войн в России состояла в том, что первоначальные очаги их возникновения и территория наибольшего распространения приходились на окраинные районы, население которых более обостренно реагировало на усиление феодального гнета. Самарский край входил в ареал этих земель. Его население формировалось в основном из беглых людей, уходивших за "волей", подальше от крепостнического центра. В Среднее и Нижнее Поволжье со всех концов страны стекались бездомные люди, которым нечего терять. Степень эксплуатации их была чрезвычайно высока. Вся эта масса люмпенизированных работников промыслов и волжского судоходного транспорта была готова вести борьбу против системы насилия, жесточайшей эксплуатации и беззакония. Конкретными виновниками своих бед эти люди считали местную феодальную администрацию, верхушку волжских предпринимателей, приказных людей из центра.

Значительно ухудшилось положение сельских оседлых жителей края. Пришлое население в конце XVI-первой половине XVII в. селилось на дворцовых, монастырских, патриарших землях, где ему предоставлялись поначалу значительные льготы. Позже за лес, который они прежде свободно рубили, за рыбные ловли, бортные урожаи - за все со временем приходилось платить, и чем дальше, тем больше. Постоянно вводились новые налоги, увеличивались старые, появлялись чрезвычайные сборы. Во второй половине XVII в., и особенно к началу XVIII в., наиболее быстро росли государственные налоги, значительно опередившие по своим размерам частновладельческие сборы. Особенно трудны были различные повинности: строительные работы, посылки с обозами и т.д. Постепенно поселенцы оказались втянутыми в жесткую систему крепостнических отношений. Ухудшилось правовое и социально-экономическое положение служилых людей края. Недаром жители Печерской слободы писали, что за "службой", постоянными разъездами, бесконечными посылками они не успевают заниматься собственным хозяйством, "совсем оскудали".

Во второй половине XVII в. быстро росло количество частновладельческих крестьян: монастырских и помещичьих. Их положение также изменилось в худшую сторону: увеличилась феодальная рента, стала преобладать наиболее тяжелая ее форма - отработочная, что вызывалось увеличением барской запашки. В Надеинском Усолье, например, монастырские крестьяне, бобыли и работные люди в 1660 г. пахали на монастырь 30 четвертей в одном поле, а в 1686-87 гг. монастырская запашка увеличилась до 387 четвертей "а в дву потому ж". Ценность хлеба росла, монастыри и помещики старались увеличить размеры барщины. В частных владениях велось крупное строительство мельниц, хозяйственных и жилых помещений, рыбных дворов. Устанавливалась мелочная регламентация жизни крепостных, сковывалась хозяйственная инициатива людей. Рабочих рук не хватало, поэтому владельцы пытались использовать как только возможно все имеющиеся. Часто встречались случаи грубейшего произвола со стороны местной администрации - обман, насилие, грабеж.

Яркий пример - многолетняя (1673-84) борьба жителей Надеинского Усолья против произвола монастырского старца промышленника Леонтия Моренцова, известного как своей энергичной хозяйственной деятельностью, так и постоянными злоупотреблениями властью.0 последнем обстоятельстве свидетельствует несколько десятков челобитных из вотчины. Они исходили не только от зависимого населения, но и от людей, равных Л.Моренцову по служебному положению. Одного из них, промышленника Г.Черниговца, Л.Моренцов "...морил голодною смертью и ставил на правеж". Случаи угроз, избиений жителей Усолья, насилий, незаконных поборов и отработок, а то и просто ограблений, и все это систематически, из года в год, стали нормой поведения старца. Даже местного священника И.Венедиктова Моренцов "...посадил на цепь и бил его смертным боем дубиной и убил до смерти". Соучастниками своих преступлений, своеобразными телохранителями старец сделал двух усольских жителей из семьи трубного мастера, одной из наиболее привилегированных в Усолье.

Жители вотчины не без основания считали, что подобные злоупотребления и преступления должны быть наказуемы. В своих челобитных они ни в коей мере не пытались выступить против основ феодальных отношений, системы повинностей и т.д. Главная цель, челобитчиков состояла в том, чтобы отозвать Л.Моренцова из Усолья, прекратить злоупотребления. Однако добиться справедливости с помощью челобитных даже в самые высокие инстанции - на имя царя, патриарха, властей Савво-Сторожевского монастыря населению вотчины не удалось. Доведенные до крайности жители Надеинского Усолья летом 1682 г. решились на открытое выступление. В нем приняло участие большинство населения вотчины. Видимо, это была уже не первая попытка открытого неповиновения, так как Моренцов писал о "...прежних мятежниках".

Сопротивление жителей властям не переросло в вооруженное восстание. Крестьяне, работные люди, бобыли прекратили все работы на промыслах, перестали подчиняться старцу: "...от этого соляной и рыбный промысел остановился и рыба в монастырь не идет". В Москву послали челобитчиков с прошением вывести Надеинское Усолье "из-под монастыря". Выступление закончилось неудачей. Вотчина осталась за монастырем, промышленника не сменили. Но власти Савво-Сторожевского монастыря поняли, что дальнейшее пребывание Л.Моренцова в Усолье может привести к новым, более серьезным выступлениям жителей. Об этом свидетельствовали новые челобитные на имя уездных властей, патриарха и т.д. В сентябре 1684 г. Моренцову все же пришлось сдать вотчинные дела. Так закончилось правление этого жестокого самодура, длившееся более 10 лет.

Подстать Леонтию Моренцову были и другие управляющие феодальными владениями. Вот как образно очертил границы своей власти в Надеинском Усолье бывший там промышленником в 1695 г. старец Анфиноген: "...хто де у меня попросит властиной указ, у меня де указ в палке".

Усиление крепостного гнета сказывалось также на положении чувашского и мордовского населения Самарского края: наряду с классовой, все более отчетливо выступали национальная и религиозная формы угнетения.

Недолгая "тишина" на Средней Волге, наступившая после потрясений Смутного времени, сменилась в середине XVII в. новым усилением социальных противоречий. Сопротивление населения приобретало самые различные формы: уклонение от переписей, налогового обложения, подача челобитных. Одной из форм социального протеста являлось бегство. Уйти с обжитого места, бросив дом, хозяйство, лишиться поддержки общины - на все это могли толкнуть лишь очень серьезные обстоятельства. Например, в Надеинском Усолье несколько семей бежало, исчерпав все легальные средства борьбы с промышленником и не в силах выдержать длительное судебное разбирательство, мытарства, связанные с ним. Жители села Юловское городище Новоспасского монастыря "...от всего этого [судебных тяжб] ...разорилися вконец и многие разбрелись".

Подобная формула часто встречается в крестьянских челобитных, и за этим протокольным оборотом видится подлинная драма эпохи. Когда в 1723 г. производилась перепись яицкого казачьего войска, выяснилось, что по числу жителей, ушедших к казакам, Самарский уезд, при сравнительно немногочисленном населении, занимал второе место. О массовых уходах говорит и такой факт: с 1678 по 1719 г. в Рождественской волости запустели 340 дворов.

Говоря о бегстве из Самарского уезда, необходимо учитывать, что самовольный уход населения по своим масштабам ни в коей мере не сравним с притоком беглых на территорию края. Массовое бегство из Самарского Поволжья началось только в конце XVII-начале XVIII вв.

Наиболее распространенной формой пассивного сопротивления хозяевам и властям во второй половине XVII в. выступала подача челобитных. Чаще всего эти жалобы застревали в самарской приказной избе, но порой доходили до Казани и даже Москвы. На территории края располагалось много монастырских владений, для населения которых именно челобитье на неправомерные действия вотчинной администрации являлись наиболее типичным способом протеста.

Порой действия крестьян выходили за пределы пассивного сопротивления. Несмотря на то, что в самарских селениях и городах уже было известное имущественное расслоение, в борьбе против усиливающейся крепостной эксплуатации, произвола администрации сельские и посадские миры выступали, как правило, заединщиками. Местные власти пытались расколоть жителей, меняли старост, заставляли подавать контрчелобитные, подкупали часть населения, но их посулам и угрозам поддавались немногие. В мирских челобитных, дополняющих и обосновывающих отказ зависимого населения работать на феодальных господ, община просила снизить налоги и дать жителям в голодные годы хлеб из владельческих житниц, отозвать наиболее ненавистных управителей, прекратить злоупотребления, перевести крестьян в разряд государственных. Случаи массового неповиновения значительных групп населения, подобно событиям в Надеинском Усолье, были не так уж редки.

Еще более яркий факт неповиновения произошел в 1704-05 гг. в вотчине московского Вознесенского монастыря в селе Кузмодемьянском. Голод поднял крестьян на выступление, инициаторами которого стали бывшие ссыльные Осип Никитин, Василий Муратов, Матвей Делев. Крестьянский мир вместе со старостой Михаилом Назаровым держался твердо и не отступал от просьб, изложенных в многочисленных челобитных. Своих соседей поддержали жители Городищенской слободы этого же монастыря. Здесь инициаторами выступления были "крестьяне небольшие". Поддержала их также вся община, вместе со старостой. Эти выступления не переросли в вооруженные столкновения, но и в них проступают начала организованности, попытки выработать свою программу действий, использование всех легальных средств борьбы.

Власти, опасаясь последствий такого коллективного протеста, пытались кончить дело миром, шли на малые уступки, отзывали наиболее запятнавших себя управителей.

Однако эти декоративные полумеры приводили только к кратковременному затишью. Социальные противоречия, затухая в одном месте, с новой силой вспыхивали в другом. В той же слободе Городищенской весной 1707 г. произошло убийство приказчика. Новый с помощью местных сызранских властей энергично повел розыск и выяснил, что убийство было совершено с целью грабежа. Вскоре нашли грабителей, за которыми числилось не одно преступление. Однако при расследовании дела выяснилось, что за обычной уголовощиной скрывается глубокий социальный конфликт. Жители слободы знали о готовящемся преступлении и оказали помощь "грабителям", поскольку рассматривали этот разбой как акт социального возмездия. В своей челобитной вдова убитого приказчика обвинила общинного старосту Дмитрия Щеку и ряд крестьян слободы в том, что они не раз угрожали ее мужу, отказывались платить налоги, посылали в Москву челобитные с просьбой его отзыва.

По настоянию нового приказчика И.Алемасова на длительный срок посадили под стражу старосту, его жену, нескольких крестьян. Их обвинили в неуплате налога и пособничестве грабителям. Хозяйство крестьян было подорвано. ДЩека, только через несколько месяцев отпущенный под поручительство, "...побрел к Москве бить челом".

И.Алемасов, получив из Монастырского приказа указание любым путем собрать непосильный для крестьян оброк и невзирая ни на какие отговорки наказать старосту и выборных крестьян за допущенные недоимки, энергично принялся за дело. Крестьяне жаловались, что он "...мирских выборных людей человек 20 бил и увечил батожьем... поклялся старосту бить и дом разрушить". Под грубым нажимом приказчика крестьяне вынужденно избрали нового старосту С.Зотова. Но и тот не смог собрать недоимки, за что его и выборных Алемасов два дня держал на правеже. Под диктовку приказчика новый староста от лица жителей подневольно написал челобитную, в которой прежний староста и выборные обвинялись в том, что действовали якобы без согласия мира, что они, "мятежники и плуты", бежали из-под караула неизвестно куда. В челобитной содержалась просьба не разорять вотчину, простить крестьян за волнения. Этим шагом Алемасов пытался обезопасить себя от многочисленных жалоб местных крестьян.

Глухая борьба между приказчиком и жителями вотчины длилась не один год. За это время было подано несколько челобитных, но положение практически не изменилось. Жители вотчины не могли справиться с огромными податями, с недоимками, накапливающимися из года в год. Значительно позже описываемых событий Алемасов писал, что недовольные крестьяне, среди которых был и бывший староста Щека, подбивают людей, делают сходы у своих дворов, собираются ночью с "небольшими людьми". Власти Монастырского приказа реагировали на такие донесения однозначно: бунтовщиков наказать кнутом, оброк собрать; у тех, кто не может платить, отнять имущество; если же приказчик не соберет деньги - самого отправить на каторгу. Жители слободы, отчаявшись облегчить свое положение, были готовы на новое выступление. В 1708 г., когда отряды Кондратия Булавина подступали к Саратову, они отказались давать на монастырский двор караульщиков и собирались присоединиться к повстанческому войску.

По меркам средневекового русского правосудия, явиться к представителям местной администрации "скопом" и открыто заявить о своих требованиях считалось тяжким преступлением. Но и это не останавливало людей. В 1648 г. самарские жители приходили "скопом" к воеводе в съезжую избу "...невежливые слова говорили... учинились сильны и непослушны". Как правило, стороны, участвовавшие в конфликте, пытались изложить события в свою пользу. По содержанию одной из отписок монастырских властей, в октябре 1688 г. жители промыслов Надеинского Усолья приходили "бунтом и скопом" и хотели убить наиболее ненавистных подручных промышленника. По словам же очевидца усольского священника В.Антипова, "...переволокские жители приходили к промышленнику с властиной грамотой... и из них вышедший Кондратий Казак в келье стал говорить промышленнику, и говорил много против властиного указу и грамоты, чтобы указ учинил, а бунтом и скопом... они не приходили".

В документах нет сведений о самостоятельных вооруженных выступлениях населения Самарского края. Сильнейшее недовольство жителей крепостническими порядками, действиями вотчинной администрации могло вылиться в форму вооруженного восстания только при появлении поблизости крупных повстанческих центров. Ф.Энгельс, анализируя способность немецкого феодального крестьянства подняться на вооруженную борьбу, точно подметил: "Их разобщенность чрезвычайно затрудняла достижение какого-либо общего согласия. Действовала долгая... привычка к подчинению... жестокость эксплуатации то усиливалась, то ослабевала в зависимости от личности господина - все это помогало удержать крестьян в повиновении". Только размах крестьянских войн, крупных восстаний могли вселить в угнетенных уверенность в победе, надежду на освобождение от крепостного гнета.

Это убедительно подтверждают материалы, относящиеся ко времени развертывания в Среднем Поволжье крестьянской войны под предводительством Степана Разина. Для разрешения назревших противоречий понадобился сам факт появления на территории края повстанческого войска - ив восстании приняло участие большинство населения Самарского края. Столь массовое движение показало, что люди выступали не против отдельных злоупотреблений, за соблюдение норм феодальной законности, как это может показаться из текста челобитных, а против всей системы эксплуатации.

Тревожные вести о волнениях на Дону начали поступать в самарскую приказную избу уже в конце 1669-начале 1670 гг. По указаниям из Москвы и Казани воевода И.Алфимов должен был послать своих людей на Дон, чтобы проведать о замыслах казаков. По всем поволжским городкам разошлись указы, требовавшие быть настороже, внимательно следить за людьми в гарнизонах и на посаде. Царские воеводы П.С.Урусов и Ю.Н.Барятинский, под Казанью и Саранском собиравшие две правительственные армии, решили в Саратове создать заслон для продвижения разинцев по Волге, послав туда три сотни стрельцов из Казани и две из Самары.

Уход значительной части самарского гарнизона серьезно ослабил вооруженные силы самой крепости. К тому же весной 1670 г. начались столкновения с кочевавшими поблизости калмыками и башкирами. Алфимов писал о том, что в конце мая 1670 г. приходили под вечер к Самаре "...многие воинские люди калмыки и изменники башкирцы изгоном и под городком на степи далние надолбы разломали и многими людьми приехав в надолбы и у города под Вознесенском слободою лошади и животинные стада отогнали, да в полон взяли дву человек пастухов и отогнав те стада в далних надолбах сожгли две башни и стали в степи от города версты по три и по четыре". Однако с внешним врагом, каковыми являлись кочевники, самарские воинские люди могли справиться без особых усилий. Главная опасность пряталась внутри самого городка. Приборные люди и посадские низы были "шатки" и только ждали прихода разинцев. Такие же настроения охватили сельских жителей. После 15 августа в Самаре появились стрельцы, бывшие на службе в Саратове, и принесли весть о том, как легко сторонникам Разина удалось захватить соседнюю крепость.

По-видимому, восстание в Самаре началось еще до прихода разинских стругов лод город. Воевода и небольшая группа начальных людей не могли оказать действенного сопротивления, и Степану Разину с его атаманами открыли ворота крепости. Воеводу Алфимова с немногими сторонниками казнили, в городке устроили самоуправление по типу казачьего круга. Движение низов в Самаре возглавил местный посадский житель "Игошка Говорухин". В одном из документов того времени читаем: "...всякое бунтовство от них, воров [яицких и донских казаков], да от самаренина Игошки Говорухина". На сторону разинцев перешли не только рядовые приборные люди, но и сотники "Мишка Хомутов" и "Алешка Торшилов". Разинские отряды недолго оставались в городке, вскоре они двинулись под Симбирск, а с ними "...было самарян 50 человек и конных стрельцов 40 человек".

Активно поддерживала восстание, готовая до конца идти с Разиным, относительно небольшая часть самарцев. Остальные, более зажиточные, были не прочь примкнуть к широкому народному движению при явных его успехах, но в случае неудач так же быстро оставить его. Когда после разгрома под Симбирском несколько легких разинских стругов вместе с самим атаманом подошли к городку, взявшая на время верх умеренная часть жителей не пустила разинцев в город, оставив им на разграбление предместье.

После неприветливой Самары струги Разина остановились на недолгое время в Тихих водах у Соснового острова, где у Разина была назначена встреча с калмыкскими тайшами, но, не дождавшись последних, разинцы ушли Волгой на Дон.

Меж тем Самарский край осенью 1670 г. стал одним из центров сбора мятежных сил, стекавшихся с Яика, южных городков, крепостей и слобод Симбирско-Корсунской черты. В Самаре появились такие крупные предводители крестьянской войны, как Леско Черкашенин, названный брат Степана Тимофеевича, Ромашка Тимофеев, Михаил Бешеный и другие. Тимофеев после разгрома под Симбирском привел в Надеинское Усолье отряд повстанцев численностью около 500 человек. Монастырские жители примкнули к раэинскому атаману, пополнив его отряд. Позднее, в октябре, Тимофеев перешел в Самару, забрал продовольствие, снаряжение, "зелье" и ушел в гущу разворачивающихся в Симбирском крае сражений, под Урень. Правда, после ухода атамана жители Усолья в ноябре послали в Симбирск делегацию из промышленника Феодосия, священника и 5 крестьян "...от всех усольцев-, чтоб великий государь пожаловал их, велел вины им отдать, что они были у Стеньки Разина" ". Однако последующие события показали, что симпатии усольцев все-таки были на стороне восставших.

Громить Белый Яр, одну из крупных крепостей Симбирского Поволжья, ушел второй многочисленный отряд из Самары под руководством "пущего заводчика" Говорухина. Отряды повстанцев стояли не только в Самаре и в Усольских слободах, но и в других крупных селениях края - Рождествено, Выползово, Жигулях, многие жители которых пополнили их состав. Недаром потом, при розыске, многие жители этих селений были причислены к "пущим ворам" и сосланы на Север, а то и повешены.

Зимой 1670-71 гг. самарцы, оставшиеся верными правительству, доносили, что настроение в городе меняется, но самарские атаманы, опираясь на отряды яицких казаков, прочно держат власть в своих руках. В декабре симбирские посадские люди М.Левонтьев и Ф.Чебоксаренин повезли в Самару царскую увещевательную грамоту. Однако время для сдачи города еще не подошло. Посланцев схватили, посадили в тюрьму "за крепкими караулы скованных" и "к воде их казнить приводили по многое время" ". Однако самарские "политики" проявили дальновидность: задержанных не только не казнили, но вскоре отпустили.

Долгую зиму и весну 1671 г. Самара не подчинялась правительственной администрации. Все это время самарцы посылали доверенных лиц на Дон, прознать, как там Разин. Слухи оттуда обнадеживали: "крестьянский вождь силен и здоров и вновь собирает силы, чтобы повторить свой поход". Однако летом под Самарой появились струги не Степана Разина, к тому времени схваченного и отвезенного в Москву, а его верного соратника Федора Шелудяка. У городка силы Шелудяка встретил крупный, в тысячу человек, отряд во главе с атаманом "Ывашкой Констентиновым". Откуда пришли повстанцы в крепость, как долго в ней находились, дожидаясь Шелудяка, неизвестно.

После разгрома второго похода разинцев под Симбирск почти две тысячи повстанцев отошли в Надеинское Усолье. Крестьянская война затухала и, не получив обнадеживающих известий, люди перешли к Самаре, а затем "разбрелись врозь".